Ад это другие значение

За закрытыми дверями
Huis clos
Жанр	трагический фарс
Автор	Жан-Поль Сартр
Язык оригинала	французский
Дата написания	1943
Дата первой публикации	1947

«За закры́тыми дверя́ми» (фр. Huis clos — варианты названия: «За запертой дверью», «Взаперти», «Нет выхода») — одноактная пьеса Жана-Поля Сартра (1943). Впервые поставленная в театре «Вьё Коломбье» ( фр. ) в 1944 году, является одной из самых репертуарных пьес Сартра.

Содержание

Сюжет [ править | править код ]

Журналист Гарсен, богачка Эстель и почтовая служащая Инес попадают после смерти в закрытое помещение — Ад. При жизни Гарсен издевался над своей женой в течение пяти лет, и в решающих ситуациях вёл себя как трус; лесбиянка-интеллектуалка Инес отбила у своего кузена его подругу, — тот покончил с собой, бросившись под трамвай, а девушка от отчаянья отравила газом себя и Инес; обольстительная Эстель убила своего ребёнка и довела до смерти возлюбленного, многие годы изменяя своему мужу, за которого вышла ради денег. При этом никто из них ни о чём не жалеет. Все трое сознают, что находятся в Аду, и готовятся к худшему, но ожидаемые ими пытки и физические страдания не ощутимы, — только лёгкая жара. Каждый пытается выведать у других, за что они здесь оказались, при этом старается скрыть правду о себе. Очень скоро герои начинают понимать, что адские мучения как раз и заключаются в этой взаимной лжи. Они не могут ни уйти друг от друга, ни убить друг друга, так как уже мертвы. И эта «пытка ближним» будет длиться вечно…

Пьеса состоит всего из одного действия, для неё требуется только одна декорация. В пьесе четыре персонажа, один из которых, Коридорный, появляется только в нескольких эпизодах. Действие происходит в замкнутом пространстве — в гостиной без окон и зеркал. Достаточно скоро выясняется, что этот «номер» расположен в аду. Поочерёдно Коридорный приводит в него трёх персонажей. Все они на какое-то время остаются способны видеть происходящее на земле. Только когда события, связанные с их смертью, становятся исчерпанными, они теряют такую способность.

Первым появляется Гарсен, затем Инес, затем Эстель. Поначалу Гарсен воспринимается почти как комическая фигура: то пытается выяснить, где здесь жаровня и кол, то почему отняли зубную щётку. Но по ходу действия пьесы, когда персонажи узнают о земном прошлом друг друга, образ героя прорисовывается в других красках. У Гарсена, как и у обеих дам, — два существования. Застывшее навсегда в прошлом земное и нынешнее, загробное, в котором они существуют только друг для друга и для Коридорного. Гарсен не может никак изменить своего земного существования: «адское» положение потому и уникально, что оно ставит персонажей в ситуацию несвободы, которая, по Сартру, возможна лишь в том случае, когда человека нет. Герои «есть» (в загробном мире), но с другой стороны, их «нет» (в человеческом мире). Они остаются существовать в качестве «бытия-для-себя», но утратили возможность через Ситуацию совершать свободный выбор: это положение, когда осталось только понять мотивы и определить лицо истории собственной жизни. А у Гарсена оно оказывается неприглядным: выясняется, что он жестоко издевался над своей кроткой женой, и та пыталась покончить с собой; он выпускал пацифистскую газету, но когда его страна начала реальные боевые действия, попытался бежать, был пойман и расстрелян. Инес ставит на нём клеймо: «Трус!», — и теперь его загробное существование имеет цель доказать ей, что это не так. Но он и сам не может объяснить, чем обусловлен этот «обморок свободы» — попытка побега, которая привела к столь бесславному финалу. Здесь и становится очевиден конфликт между волей к утверждению свободы даже через смерть и бегством от неё, которое так же приводит к смерти, но делает прожитую жизнь абсолютно бессмысленной. Герои становятся связаны между собой, и даже когда у Гарсена появляется возможность выйти в коридор, он остаётся. В этом мире тоже оказывается возможным выбор, но он не в силах как-то повлиять на уже состоявшуюся жизнь, в которой все три героя проявили себя не лучшим образом, а теперь являются друг другу судьями.

Эстель не хочет признаваться в совершённом — она убила своего ребёнка, рождённого от любовника, и тот тоже покончил с собой, — ей хочется представить, что все они попали сюда «по ошибке», а свои воспоминания она гонит прочь. Чтобы забыться, ей нужен мужчина, но наладить любовные отношения с Гарсеном не удаётся потому, что им не избавиться от присутствия Инес. Инес, в свою очередь, предлагает любовь Эстель, но та её отвергает. Оказывается, что все персонажи крепко связаны друг с другом, понимают ловкость адской канцелярии, которая подстроила всё это. Действие пьесы вертится вокруг того, что в жизни, уже прожитой в прошлом, персонажи не смогли осуществить собственную свободу, а осознание необратимости этого — и есть, по Сартру, адское мучение.

Границы интерпретации [ править | править код ]

Пьеса является программной для творчества Ж.-П.Сартра и французского экзистенциализма.

В первой, журнальной публикации имела заголовок «Другие».

Чаще всего пьеса рассматривалась как иллюстрация тезиса «Ад — это другие», а её содержание сводилось к «проповеди человеконенавистничества»: Ад — это не пытки, жаровни, ухмыляющиеся черти, — Ад — это сами люди, охотно становящиеся самыми изощренными и изобретательными палачами своих соседей. Однако, как справедливо указывал С. Великовский, вопреки расхожему мнению, «Ад — это другие» — это всего лишь реплика, вложена она в уста абсолютно конкретного персонажа и отнюдь не является сартровской категорией [1] . Трое персонажей, которые находятся в этом «аду», вовсе не являются моделью социума как такового.

Персонажи мучаются оттого, что в их прошлом присутствует нечто (ошибка, подлость, предательство, разврат, издевательство), чего уже не изменить, — они уже не «проект», будущее для них закрыто. Они пытаются избежать осознания неприятных фактов, но благодаря присутствию рядом Других, это оказывается невозможным. Именно через Другого человек может узнавать себя, взгляды других дарят ему собственное отражение — в какой-то момент Инес буквально предлагает Эстель «стать её зеркалом». В книге Сартра «Бытие и ничто» одна из четырёх частей называется — «Для другого».

"Огородник может решать, что хорошо для моркови, но никто не может решать за другого, что есть благо". Цитата принадлежит Жан-Полю Сартру — пожалуй, одному из самых именитых философов 20 века
21 июня 1905 года во Франции родился мальчик, которого назвали Жан-Поль. Мальчик рос не простым. Он закончил престижную, или как теперь говорят, элитную школу. По-французски, жаль, звучит примитивно — Нормальная Школа (Ecole Normale Superieure (ENS).

Жан-Поль Сартр (Jean-Paul Sartre) поддерживал борьбу за независимость Алжира, во время студенческих волнений во Франции 68-го встал на сторону студентов, протестовал против войны во Вьетнаме, встречался с Фиделем Кастро и Mao Цзедуном, восхищался кровавыми диктаторами и безумцами Сталиным, Че Геварой, Пол Потом и террористической организацией, действовавшей в 70-е и 80-е годы на территории ФРГ, — Фракцией Красной Армии (РАФ).

Философские блуждания и бытовые противоречия сделали из фигуры французского писателя и философа одного из самых почитаемых и одновременно ненавидимых интеллектуалов минувшего столетия. Обдумывающие житье европейские юноши и девушки тянулись к этому гуру, ставшего в конце своего жизненного пути на позиции маоизма. Тогда мир выглядел черно-белым: Штатам противостоял Союз. "Першинги" против СС-20. Дяде Сэму строил рожки "красный" чертенок. Когда бесенок скуксился — на мировую арену вышел во всей красе Красавчик Бэтмен. 11 сентября и ему пообтесали скулы, да крылышки пообломали.

Когда жил Сартр, мир был другим. Супруга и спутница жизни, без иронии, Симона де Бовуар всерьез беспокоилась проблемами феминизма. "Второй пол" озаглавила дама свою книгу-бестселлер. Надо ли говорить, что ее раскупили домохозяйки.

Нам это хорошо знакомо: американцев не любим — паче завидуем, но Америка — великая страна. Симона (девушка его мечты), сама того не ведая, выстонала из себя: "второй" – значит — "худший". Ах, как это по-американски — "секонд хэнд". Но домохозяйкам понравилось. А чем Жан-Поль хуже? И он начал выписывать кренделя. Преимущественно налево, исключительно в политике. Между прочим, его будущая супруга вышла из университета второй. Первым, как догадался вдумчивый читатель, оказался сам Жан-Поль Сартр. Ничто не выдавало в нем корифея ХХ столетия. Век только начинался.

"Господи, как они дорожат тем, что все думают одно и то же", — воскликнул в сердцах месье Сартр. На этом месте любители альковных историй могут прервать свое чтение. Клубнички не будет.

"Израиль — единственная страна в мире, где можно назвать человека евреем, не опасаясь прослыть антисемитом", — ляпнул философ. Благодатная тема ругать евреев. Если тебя не знают, достаточно сказать тихонечко: "Жидов не люблю" – и завтра ты проснешься богатым и знаменитым. "Еврей — это тот, кого другие считают евреем", — тут же добавил Жан-Поль. Слава по-семитски хитро подмигнула своему парню. Распять, правда, не успели.

Французские правые кликушествовали "убить Сартра!" и дважды подбрасывали бомбы в его парижскую квартиру. Честное слово, ничего не сделал, только вошел! Если герой гайдаевского фильма "Кавказская пленница" переживал всего лишь из-за бабы, то для Сартра то был вопрос жизни или смерти.

Участие во французском движении Сопротивления, вступление в 1952 году в ряды Коммунистической партии Франции, поддержка венгерского восстания 1956-го, не прошли для него даром. Пиар есть пиар. Он все больше становился не столько писателем и философом, сколько публицистом и общественным деятелем.

Философ Хома Брут из гоголевского "Вия", равно как и Сартр, мутировал в VIP-деятелей, цена которым отходная по панночке. Достаточно поднять веки повелителю всех гномов, как перед нами оказывается беззащитный во всех смыслах мудрец. Таким и был добрейший из добрейших философ и любомудр Жан-Поль.

"Респектабельные люди верят в Бога, чтобы только не говорить о нем". Вот это современно, это по-нашему. Борис Ельцин, держащий свечку-непотухайку в правой руке, или вездесущий Пилот нынешней Пятилетки. Нам, дорогие товарищи, экзистенциализма на весь век хватит. С избытком.

Виктор Пелевин по поводу этого выражения сказал: «Это поистине удивительные слова — редко бывает, что такое количество истины удавалось втиснуть в одно-единственное предложение». Однако в чем смысл бессмертного изречения, не объяснил и он. Недавно в интернете попалось мне объяснение самого Сартра. Вот уж с чьим толкованием нельзя не считаться. Приведу его в корявом, как он сам признается, переводе анонимного автора (с сокращениями):

«…фразу «Ад — это другие» всегда понимали неправильно. Все думали, будто бы ей я хотел объяснить, что наши отношения с другими всегда испорчены, что это — сущий ад. Но я подразумевал… что если наши отношения с другими искажены, повреждены, то другой человек может быть только адом. Почему? Потому что в глубине других людей скрывается самое значимое, что есть у нас, — наше самосознание. Во всем, что я рассказываю о себе, что я в себе ощущаю, есть толика суждения окружающих. Следовательно, если мои отношения с другими плохи, то я полностью от них завишу, и на самом деле это означает, что я попадаю в ад. В мире довольно много людей, которые находятся в аду, потому как они слишком сильно зависят от чужих суждений…

Еще я хотел сказать, что эти люди не похожи на нас… Я хотел показать, что многие люди точно погрязли в устоявшихся привычках, обычаях, что они носят в себе суждения, от которых страдают, но даже не думают их менять. Такие люди словно мертвы, потому что они не могут выбраться из круга своих забот, привычек и интересов, и, таким образом, они часто становятся жертвами чужих суждений».

Вот, оказывается, что: Сартр полагал, что мы находимся в кругу расхожих суждений, мертвых, стереотипных предположений о мотивах нашего поведения. На самом деле мы — другие, и мотивы поведения у нас другие. А нас судят тюремно, предполагая худшее и общее. Они не учитывают наш благородный порыв, нашу сокрытую от мира любовь, привязанность к голосам, лицам и деталям, нашу чудесность.

Все это реально, реально и серьезно. Собеседник ловит тебя на пошлой мысли и на пошлом интересе, которых не было и в помине. Так в производственном или школьном коллективе определяют вора и не умеют извиниться, если ошиблись. А тот остается с военной раной в душе, а именно с убеждением, что все люди таковы и все отношения таковы. Его навсегда испортили ложным обвинением, он теперь с подозрением относится к мыслям и чувствам другого порядка.

Другой — все равно другой. Не той хочет любви, не так понимает справедливость, от другого испытывает комфорт

Однако главное, на мой-то взгляд, в том, что сознание другого человека устроено действительно иначе. Мы все по отношению друг к другу в некотором роде инопланетяне. Общее в индивидуальных переживаниях есть, на этом и строятся цивилизованные, может быть, христианские отношения. Каждый испытывает боль, страдает от одиночества, хочет любви и понимания, боится смерти, стремится к красоте и комфорту. Если будем коммунально помнить об этом, отношения станут более терпимыми, может быть, даже дружескими.

Но другой — все равно другой. Не той хочет любви, не так понимает справедливость, от другого испытывает комфорт. Расскажу историю, для меня очень сильную, потому что она произошла с моими друзьями. Мы знакомы с детства. Как-то раз поехали тремя семьями отдыхать с детьми под Одессу, в поселок Санжейка, воспетый Паустовским. Это была молодость, мы все, казалось, хотели одного, жили одним, читали одни и те же книги, и представления у нас были общие.

Первое препятствие возникло, когда скидывались деньгами на неделю. Достаток, оказывается, был разным. Но мы же друзья — как-то договорились. Потом, не помню уже по какому веянью, решили вдруг устроить арбузный день. То есть сегодня едим только арбузы. Может быть, дачная красота замысла нас и соблазнила. Дети откликнулись, конечно, с энтузиазмом, но довольно скоро поняли, что эта высота намерений им не по силам и не по нраву. Однако держимся общим решением. Подбадриваем друг друга, иронизируем сами над собой.

И вдруг случайно видим (дом большой, много комнат, комнатенок и коридоров), что один из наших детей приканчивает яичницу. Этот пустяковый эпизод был равен катастрофе. Нарушена договоренность. Как же так? «А Денис проголодался». Все проголодались. Мы и сами думали, что пора закончить этот эксперимент. Но давайте закончим вместе, так же весело, как он начинался. А так что же получается? Наши дети ходят с вызывающим выражением лица, как совершающие подвиг, а ваш плохиш уплетает тайно яичницу с колбасой. Ерунда, конечно, дело обыденное, ситуация бытовая. Но запомнилось крепко. И главное: никто ничего особенно дурного, в общем-то, не совершил. Просто люди мы разные.

Одним миром мазаны: чем опасны обобщения?

Мы нередко ловим себя на мысли: «Чего от них еще ждать!? Все они там. » Подразумевается, что одинаковые. Подобные обобщения опасны.

О природе зависти

Зависти принято стыдиться, скрывать, но мало кто осознает, что само чувство это — несчастье для того, кто его испытывает.